4:44. Последний день на Земле (2012)

Достаточно один-единственный раз взглянуть на ключевой кадр из фильма «Профессия: репортер», чтобы все понять. Это лучшая иллюстрация к главе об экзистенциальных муках какого-нибудь философского опуса. Вот точно такой же экзистенциальный вопль хочется издать после просмотра последнего фильма Абеля Феррары «4:44. Последний день на Земле».

Феррара — очень странный режиссер. Он существует как вещь в себе, выдавая то дичайший шлак, то вещи за гранью гениального. В числе первых большая часть его ранних фильмов — до сих пор остается загадкой, какого черта он пытался делать боевики и криминальные драмы. Впрочем, прославился он именно благодаря последним, сняв в 1992 году божественно прекрасного «Плохого лейтенанта», в котором Достоевского было больше, чем в произведениях самого Федора Михалыча. Неоднозначных лент после 1992 года у режиссера тоже было предостаточно, однако Феррара решил творить арт-хаус, поэтому его неоднозначность больше радовала, чем огорчала. Например, в 1998 году он выпустил шикарный фантастический кинопсихоз «Отель „Новая роза“».

В фатальном 2012 году, в котором нам сейчас приходится жить, режиссер представил камерную фантастическую драму «4:44. Последний день на Земле». Просто удивительно, но он старался сделать ее в моем предположительно любимом жанре — двое заперты в квартире накануне конца света. Он — актер, она — художник, к ним в гости заходит китаец, который целует «макбук». В главных ролях — Уиллем Дефо и Шэнин Ли. 

Через 10 минут просмотра оказалось, что самодостаточный Феррара почему-то пытается быть Триером. Все происходящее на экране — попытка повторить «Меланхолию». Здесь и неясная причина конца света, которая больше похожа на сакральную кару за грехи человечества, и высокодуховная блондинка, и паникующий мужчина, и чертова куча секса на портрете апокалипсиса, и даже цвета в кадре.

Идея у Феррары тоже одна на двоих с Триером — останется ли человеком человеком за секунду до взрыва? Когда надежды на спасение нет, когда исчезает ответственность, когда люди начинают понимать, что они не всесильны... Смогут ли они быть теми, кем считали себя всю жизнь, в последнюю минуту? Смогут ли они показывать свои инстинкты с тем же достоинством, с которым это делают животные? Для того, чтобы ответить на вопрос, который сам по себе способен вызвать катарсис, нужно просто быть честным.

В последний день на Земле мы будем думать о собственной неискренности. И Ферраре в «4:44» не хватило уверенности для того, чтобы сказать правду. Если ему хотелось снять фильм о простой человеческой любви перед концом света, так нужно было это и делать, черт возьми, а не пытаться построить арт-хаус на ровном месте. Кино снимают не для того, чтобы оно становилось «другим». Пещерный человек измазал кровью палец и рисовал на стенах, чтобы показать, что его мысли имеют значение. И это не мысли соседа, не мысли Ларса фон Триера, а его собственные мысли, его собственные страхи и ошибки.

Однако самое страшное в судьбе этого фильма то, что Феррара снял его со своей фирменной тоскливостью, которую мы столь часто и гордо интерпретируем через «экзистенциальные муки человека в прогнившем одиноком мире». К сожалению, в данном случае декодирование авторских смыслов в фильме возможно только через брутальное убийство режиссера.